Эта история началась прошлой ранней весной. Я гулял с собакой в потемках и увидел их, копошащихся в обильных снегах, — дядю и племянника. Михалыч, плотный мужик за пятьдесят, владелец коттеджа и “Хаммера”, — начальник большой свалки. Каждый будний рассвет он выезжает на работу
, ехать ему неблизко, он отсутствует весь день — вероятно, инспектирует драгоценную свалку — и возвращается к вечеру. Он мусор обращает в богатство, и я дал соседу кличку Мидас. Племянник, долговязый Костя, — тридцатилетний житель городка, расположенного в десяти километрах от нашего поселка, любимец Михалыча и его жены Тамары.

Осенью Тамара зашла ко мне узнать, есть ли электричество.

— Отрубили, — сказал я.

— И у нас.

— А что с Костей?

— С кем?

— С Костей. Куда он делся?

— С Костей? Убили его, — сказала она просто. — Можно присяду?

Она упала в пальто на стул, стоявший в самой темной части комнаты:

— Менты. Поймали подвыпившего. Почки отбили. Так били, чтобы убить. Два дня полежал и умер. В день его смерти матери, мужниной сестре, из ЖЭКа звонят: “Немедленно освобождайте квартиру вашего сына, она не приватизирована, вещи вывозите, завтра вселяем очередника”. Та говорит: “Вы чего? Приватизирована квартира”. — “У нас записано по-другому. Документ привозите”. И пришлось ей еле живой тащиться. Когда показала документ, у них лица вытянулись. “Этого не может быть!” — кричат. Но с документом не поспоришь. Выходит, в сговоре ЖЭК с милицией. Думали: убьем и квартиру его заберем. Все знаю: кто бил, какое отделение. А толку? Костю не вернешь. Муж мне приказал: не суйся, уже не исправишь. А то дом сожгут… — Она вздохнула. — Бандиты нами правят. Что хотят, то творят. Знаешь сам, что у нас за страна. Молюсь я о Костике, сорокоуст заказала, каждое воскресенье свечу ставлю. Бесприютный он был. Веселый, но сердце сжималось. Разведенка, и ребеночка не нажил. Сам был дитя.